Проблема вины в уголовном праве Республики Казахстан

Новый виток развития уголовно-процессуального законодательства в ряде стран постсоветского пространства на протяжении нескольких лет свидетельствует о дифференциации досудебного производства в направлении его упрощения. Основная причина – экономическая обстановка. Она диктует необходимость принятия мер по оптимизации всех государственных процессов, включая и уголовное судопроизводство, которое находится в процессе интенсификации (повышения эффективности), нередко за счет введения упрощенных (ускоренных) производств.

Дифференцированные производства ускоряют процесс и минимизируют затратность расследования, приближают момент привлечения к ответственности и назначения наказания виновному, а также снижают объем нагрузки и оптимизируют деятельность следователя, дознавателя. Однако использование преимуществ ускоренных производств невозможно без изъятия ряда процедур, что чревато опасностью утраты значительных уголовно-процессуальных гарантий как защиты прав человека, так и правильного установления обстоятельств по уголовному делу.

Уголовно-процессуальная форма служит двуединой задачей уголовного процесса, заключающейся в обеспечении быстрого и справедливого разрешения дела [1, с. 55]. Она является костяком, который удерживает весь сложный и многоэтапный механизм производства, устанавливая его правовую форму [2, с. 8], порядок [3, с. 30], условия, сроки и последовательность [4, с. 102–103].

Значение процессуальной формы в ее социальном аспекте, в том, что она в первую очередь выступает гарантией обеспечения прав и интересов участников судопроизводства, позволяя им реально осуществлять свои права [5, с. 6]. Разумная и сбалансированная процессуальная форма является залогом надежной защиты прав и свобод человека в уголовном судопроизводстве [6, с. 121]. 

В 1926 году был принят новый Уголовный кодекс РСФСР, в котором отмечалось, что в отношении лиц, совершивших общественно опасные действия, меры социальной защиты судебно-исправительного характера применяются лишь в тех случаях, когда эти лица:

а) действовали умышленно, то есть предвидели общественно опасный характер последствий своих действий, желали этих последствий или сознательно допускали их наступление;

б) действовали неосторожно, то есть не предвидели последствия своих поступков, хотя и должны были предвидеть их, или легкомысленно надеялись предотвратить такие последствия [6, c. 5—6].

Необходимо признать прогрессивность Уголовного кодекса РСФСР 1926 года. Это видно из описания субъективной стороны составов преступлений, где используются такие словосочетания, как умышленное истребление или повреждение имущества (ст. 79), преступно небрежное обращение с лошадьми (ст. 79 (4)), заведомо ложный донос (ст. 95), неосторожное телесное повреждение (ст. 145) и др.

В 1958 году были приняты Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, которые закрепили принцип виновной ответственности и подробно описали формы вины (умысел и неосторожность). Согласно статье 3 данного документа уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние [7].

Уголовный кодекс Казахской ССР 1959 года, во многом воспроизводивший Основы уголовного законодательства Союза ССР, четко зафиксировал основание уголовной ответственности, то есть совершение преступления, предусмотренного уголовным законом, в форме умысла или по неосторожности. Кроме того, институты вины, вменяемости, соучастия стали более четкими и совершенными.

Советскому уголовному процессу известны случаи разных упрощенных дифференцированных производств: дежурная камера суда, заочные приговоры и судебный приказ, протокольная форма досудебной подготовки материалов и т. д., которые по различным причинам не прижились в уголовно-процессуальном законодательстве. Этот опыт не стоит забывать при реформировании досудебного производства и ограничивать изъятия из структуры уголовно-процессуальных гарантий, подрывающие основы объективности и справедливости судопроизводства.

В науке уголовного процесса всегда были как активные противники дифференциации, так и ее сторонники. Безусловно, разумная дифференциация не является синонимом «упрощенчества». Более того, она необходима, если при этом обеспечивается соблюдение прав человека, принципов уголовного процесса и достигается цель уголовного судопроизводства [7, с. 64], в противном случае это – «тупиковый вектор», который губительно отражается на процессуальной форме [8, с. 221].

Ускорение судопроизводства за счет исключения процессуальных гарантий тем более опасно, поскольку весьма затруднительно определить предел, за которым искоренение гарантий из процессуальной формы следует остановить. Однако существуют и сторонники масштабных упрощений процессуальной формы. Так, А. И. Александров предлагает рассматривать очевидные дела (в том числе и об убийствах) непосредственно в полицейском участке, куда доставляют задержанного, свидетелей. Предполагается, что в участок приезжают судья, прокурор и адвокат, которые рассматривают дело. Дело завершается в течение десяти дней за несколько или даже один выход в заседание: «Виновный получает свои четыре года, и на этом процесс в отношении очевидного преступления завершен» [9].

Содержание (и определение) вины в уголовно-правовом аспекте должно отличаться от подходов других наук, в том числе и психологии. Однако насколько обоснованным в современном уголовном праве является использование имеющего преходящий исторический характер упоминания о «психологическом подходе» в трактовке вины, если знания современной психологии игнорируются наукой уголовного права? Получается, что в нынешнем «психологическом подходе» в уголовном праве психологическим является только само это слово, поскольку современные достижения этой науки не используются. Например, так называемое «психологическое» определение вины в отечественном уголовном праве не основывается на современной психологии вины, если не сказать, что между ними пропасть. Указанное противоречие настоятельно требует своего разрешения.

Как справедливо отмечается в литературе, «задача юридической науки состоит не в том, чтобы не замечать возникающие противоречия между нормативно закрепленными правилами поведения и той социальной действительностью, для урегулирования которой и создаются данные правила, а в том, чтобы дать этим противоречиям развернутую правовую характеристику и наметить конкретные меры по их устранению» [7, c. 37]. Лауреат Нобелевской премии Д. Канеман и его последователи утверждают, что люди преимущественно иррациональны и подвержены когнитивным искажениям [13, c. 188, 218, 325]. Профессор-нейролингвист Т. Черниговская отмечает, что «мозг принимает решение за 30 секунд до того, как человек это решение осознает. 30 секунд – это огромный период времени для мозговой деятельности. Так кто же в итоге принимает решение: человек или его мозг?» [20].